Звонко брякнул и зазвенел, шатаясь, дверной колокольчик. Насилу приоткрыв тяжелую дверь лавки, девочка заглянула внутрь.

Стен помещения не было видно. Целиком и полностью их занимали тысячи тысяч многочисленных часовых механизмов ручной работы всевозможных форм, цветов и размеров: с симпатичными кукушками и качающимися маятниками, блестящими циферблатами, изрезанными узорами стрелками и точеными корпусами. Наперебой тикающими, как заведенные, скрипящими, жужжащими, скрежещущими, звенящими и стукающими, не прерывая свой бег ни на секунду. Зрелище внушало невольный трепет. Сияющий солнечный зайчик, отразившись от винтажной металлической таблички «открыто», задрожал на стене, ослепив пару медвежат-кузнецов, каждый полдень по очереди стучащих крохотными молоточками по не менее крохотной наковальне.

Девочка заправила за ухо нежно-розовые с оттенком миндаля волосы, блестящими волнами стекающие до самых лопаток, и шагнула в часовую мастерскую, не отрывая глаз от живых витрин. Осторожный, почти крадущийся стук ее туфель утонул в хаотичной часовой симфонии.

— Чем могу вам помочь сегодня, маленькая леди? — раздался из-за прилавка мягкий скрип голоса, принадлежащего часовщику.

Его выбеленные старостью кустистые брови нависали над впалыми глазами, отбрасывая глубокую тень, но ничуть не умаляли трогательной лучащейся доброты во взгляде. Старичок тщательно протер салфеткой очки-половинки с тонкой позолоченной оправой, водрузил их на свой картофельный нос и взглянул сквозь линзы на знакомую.

— Мистер Эствуд, — синее платье всколыхнулось подобно морю и проворно метнулось к прилавку. — Братик просит Вас починить наши часы. Они почему-то встали..

Синие лепестки роз мягко светят в полумраке приятными лазурными маячками, объятые жидкими клубами сверкающей пыльцы. Распушив шипы-кинжалы, они вынашивают в сердцевинах своих резных листьев росу до тех пор, пока скопившаяся капля не перевесит собой лист, медленно скатится, поблескивая словно осколок бриллианта, вытянувшись, повиснет на самом кончике всего на одно-единственное мгновение и упадет.

— Давай-ка взглянем.. — серьезно хмурится часовщик и сопит в густые белые усы от усердия, склоняясь над живым нутром замершего механизма, беззащитным без надежной брони своего лакированного корпуса.

Волшебные цветы проросли прямо сквозь стены и потолок, смяв доски мощной корневой системой. Их пышные многослойные бутоны жухнут и опадают дождем сухих лепестков, когда стремительно надвигающаяся опасность уже хрустит в отдалении тяжелым лезвием топора, разбивая в щепки любые преграды на своем пути. Бегство по бесконечным коридорам от двери до двери, от комнаты к комнате, из коридора в коридор, не принесет пользы, как ни старайся — всего лишь ненадолго отсрочит роковой момент.

— Спасибо Вам, мистер Эствуд! — прижимая к груди ожившие домашние часы, на выходе из мастерской девочка освободила одну руку и помахала ею на прощание.

— Постой-постой! — остановил ее часовщик, выходя из-за прилавка. — У меня есть кое-что для тебя.

Бесконечный кошмар ожидает за каждым поворотом. Стрелки до ужаса спешат, стремительно плывут по циферблату, цепляясь остриями за отметки, отсчитывая время до полуночи. Нужно бежать, бежать, бежать! Пока не износится каждый шарнир. Ни плотно захлопнутая алая крышка с истершейся памятной гравировкой, ни далекие, отвлеченные размышления не заглушат этого тревожного звука — буйного тиканья часов, отсчитывающих время до неминуемой гибели.

Тебе не сбежать, кукла с волосами цвета лазури. Ты будешь сломана, как старая ненужная игрушка, и сгинешь навеки в куче пыльного хлама.

Дмитрий Киселев