Страшный предмет со звучным "клац!" опустился на подоконник, принесенный бледной златоволосой девочкой из тихонько шелестящего листвой, объятого сумерками леса. Острые зубья капкана, похожие на жуткий частокол из стальных ножей, устрашающе блеснули в свете ночника, вспыхнувшего на столике у самого окна, и уличных фонарей, облепленных бьющимися об стекло мотыльками, что так жестоко треплют свои крылья и стирают с них старинную пыль. Белобрысый мальчишка в нежно-голубой пижаме накинул на глаза очки, не с первого раза попав дужками на уши, и всмотрелся в ночную гостью, сперва приняв ее белесый силуэт за загадочный призрак, чинно подплывший к его окну.

—Ты только посмотри что я нашла, — азартно сверкая, глаза-льдинки, обрамленные каймой выразительных светлых ресничек, забегали по лицу заспанного друга, стараясь с наслаждением уловить малейшие изменения в его выражении.

Мальчик очень пристально вгляделся в преподнесенный дар сквозь надетые линзы, будто смог бы таким образом видеть еще лучше, после чего его глаза стали почти такими же круглыми, как и стекла очков. Капкан с затаенной свирепостью улыбался холодной зубастой пастью — страшно подумать с каким жутким лязгом он захлопнулся, стоило лишь легонько тронуть его чувствительную сердцевину сухой палкой. Мальчик представил, как это металлическое чудовище молниеносно захлопывается на чей-нибудь неосторожной ноге, с хрустом вгрызаясь в плоть и дробя кость, после чего физически ощутил, как ему стало немного нехорошо.

—Р-разве в н-нашем л-лесу водятся б-большие з-звери? — заикаясь по своему обыкновению, поинтересовался друг у девочки.

—Люди страшнее людей, Саймон, — ответила та, влезая на подоконник с помощью любезно предоставленной руки мальчика.

Девочка спрыгнула на пол комнаты, оправила подол своего легкого белого платья и обернулась, тряхнув золотыми волосами.

—Т-только тише, — предупредил ее Саймон, прикрыв окно.

—У тебя все спят? — уведомилась златовласка. — Взрослые так рано не ложатся, они делают свои взрослые дела.

—Ч-что еще з-за взрослые д-дела?

—Откуда мне знать, я же еще не выросла.

Она не без любопытства разглядывала комнату друга, освещенную всего лишь тусклым ночником в виде магического шара в крупных мягко-желтых пятнах пятиконечных звезд. Блистая холодными радужками, девочка скользила глазами по вырезкам из научно-популярных журналов о жизни животных, что были в хаотичном порядке разбросаны по свободной стене на кусочках скотча, по недоделанному школьному проекту на столе, который был задан на лето по уроку естествознания, по террариуму со спящим эублефаром, по тюлевым занавескам, аккуратно обрамляющим оконную раму, и легонько светящейся в темноте карте звездного неба, расстеленной по всей площади потолка.

—Н-не знаю с-спят или н-нет, но л-лучше н-не шуметь, — осторожно заметил главный, но не единственный жилец комнаты.

—А то что?

—Я н-не хочу у-узнавать.

—Ты боишься?

Девочка по-хозяйски прошлась по погруженной в полумрак комнате, добрела до стены и щелкнула выключатель; ослепляюще вспыхнул свет.

—..Н-нет.

Девочка окинула его оценивающим взглядом с ног до головы и благосклонно кивнула:

—Правильно.

Она уселась на край расправленной кровати, а затем подвинулась спиной к стене так, что выпрямленные ноги остались висеть в воздухе.

—Что тут у тебя интересного? — ее блуждающий взгляд остановился на книжных полках.

— а почитай мне стихи, Саймон.

—..В-вслух? — учтиво поинтересовался тот, выдержав вежливую паузу.

—Конечно, — ответила гостья. — Можешь даже на стул встать. Читай так красиво, будто ты их сам для меня сочинил, а я буду, как твоя муза.

Мальчик, крайне осведомленный об особенностях своей дикции, опешил всего на миг, после чего спрыгнул с подоконника и нервно взглотнув, приблизился к книжному шкафу, будто робкий и бледный маленький эльф, собирающийся спросить у незнакомого, солидно выглядящего великана верную дорогу до своего маленького ветхого домишки из вишневой коры.

—Т-ты уверена?..

—Я принесла тебе настоящий капкан!

Весомый аргумент. Саймон встал на цыпочки и потянулся к верхней полке, вытягивая из всех стоящих на ней книг всего одну — старенькую и ветхую, под стать домику заблудшего эльфа, с облупившейся темно-бурой краской на обложке и перевязанными грубой плетенной веревочкой, пожелтевшими от времени страницами. Страницами, хранящими на себе в печатном виде древние и таинственные заклинания удивительных мертвецов, что называют себя поэтами и во все века находились под чутким покровительством затейниц-муз.

Мальчик расположил простецкое, и в то же время сложнейшее, сокровище у себя на руках в раскрытом виде и обратился к девочке:

—М-мне самому выбрать, д-да?..

В ответ на кивок Саймон закрыл книгу и закатил глаза к потолку, затем не глядя стал перебирать страницы, открыл ту, что попалась, опустил голову и вчитался. Едва уловимо смутился. Покрутил головой в поисках стула, отыскал его, вытащил на середину комнаты и отважно взобрался на него.

Облизнув пересохшие от волнения губы, мальчишка вдохнул и стал со старательным выражением, отчаянно преодолевая дикое смущение и заикание, растекаясь самой душой по строчкам, принялся читать напоенные теплом любовные трепетания, вышедшие когда-то давно из-под чувственного пера Тютчева. Ночная гостья, маленьким олицетворением всего неправильного влезшая в окно друга с зубастым металлическим чудовищем на цепочке, закинула голову назад, закрыла глаза и озарилась слабой, но безмерно довольной улыбкой от того, что смогла согнать с мальчишки своим появлением последние остатки сна и без особого труда заставить его без малейшей фальши играть роль безнадежного романтика.

Для прочих, для практического каждого случайного прохожего, она была мрачной и нелюдимой, даже будто бы жуткой, маленькой восставшей покойницей, бледной и молчаливой. Но для него она была, сияющая белизной, упавшая на землю звездочка. Причем выпавшая непременно откуда-то из созвездия Гончих Псов, так как бродящая ночами под незаметной опекой золотистого диска полной луны, девочка была похожа на одинокого волчонка. Для него ее волосы сияли не высокомерным золотом алчных богачей, а струились по худеньким плечам и спине роскошными лунными нитями; глаза сверкали не ледяной коркой, крепко сковывающей лесное озеро в самые лютые холода и душащее в нем несчастных пленников-рыб, а ветвистой прелестью морозных узоров, коими бывают щедро украшены потрескивающие от зимы окна в сказочную ночь перед Рождеством.

Она любила пауков, и он отыскивал и приносил ей особо симпатичных, тех, что имеют необычно броский окрас и прячутся в сердцевинах цветов на клумбах; она любила одуванчики и он выучился, благодаря девочке о двух русых косичках, что не расстается со своим велосипедом, плести из этих вездесущих косматых солнышек аккуратные венки, а преобразившиеся в пух — собирать охапками и вместе со своей упавшей звездочкой дуть на них, с таинственным трепетом наблюдая за тем, как рой крошечных сильфов, тоненько попискивая на лишь детям слышимой частоте, уносится в приятно бледные безоблачные небеса, навстречу ласковому дневному свету.

Стихотворение было немудреным и недлинным, но его прочтение вслух казалось Саймону целой вечностью, что в итоге окончилась на произнесенном им с жаром слове "любовь!". Мальчик запнулся, вспотевший ладонями и порозовевший до самых кончиков ушей, и осмелился взглянуть на слушателя поверх книги: тот, тем временем, наслаждался происходящим, будто котенок, греющийся на солнечном пятачке. Усердно изображая непринужденность, чтец слез со своего импровизированного монумента и приблизился к девочке; исчез со светлой головы его воображаемый лавр.

Он присел рядом, весь с аккуратностью подобравшийся, сложил на коленях книгу, неторопливо снял очки и согнул их дужки, преследуемый внимательным взглядом льдинок. Все никак не решаясь на дерзкий шаг, он положил руку на ее плечо и недолгое время бегал глазами то в одну сторону, то в другую, то в третью, то глядел на девочку, то снова отводил взгляд, но в конце концов скромно потянулся к ее щеке и оставил на необыкновенно мягкой коже безвинный, почти невесомый, но преисполненный содержащихся в тайне нежных чувств, детский поцелуй.

—Поняла, — четко изрекла девочка.

—..Ч-ч-что п-поняла?

—Что поняла, то и поняла, — добродушно хмыкнув, она не смогла сдержать улыбки. — Ты и так вон какой розовый, а нам еще гулять завтра вместе.

Будильник на тумбочке с положенной строгостью тихонько отстукивал поздний час.

—Думаю, мне пора.

—Д-до завтра..

В два счета златовласка снова оказалась на улице через окно, оправила воздушное платье и подняла голову.

—П-подожди, а к-как же к-капкан?

—А что капкан?

Тот, притаившись, все еще зловеще поблескивал на подоконнике.

—Он ч-что, о-останется з-здесь? — удивился мальчик.

—Знаешь, да.. Я его у тебя завтра заберу. Спрячь его куда-нибудь, чтобы взрослые не увидели.

Саймон несмело взялся за цепочку и потянул на себя, но не рассчитал то, насколько капкан оказался тяжелым, и уронил его на пол с громким лязгом, едва успев спасти свою ногу от падения на нее столь массивного предмета. Мальчик быстро перевел дух и задвинул находку под кровать.

Дети распрощались, пожелав друг другу доброй ночи. Златовласка удалялась в ночь одиноким волчонком, таинственным сияющим призраком, выпавшим на землю у одного из небесных Гончих сияющим глазом-звездой.

Александра Жукова