Величественные оборки бордового бархата ниспадали по краям сцены, заключенной, будто старинная картина талантливого живописца, в украшенную кружевом бронзы раму. Сама сцена была отполирована, как новенькая, и даже удивление брало — как артисты на ней не поскальзывались. Пляшущие огоньки на фитильках свечей, вставленных в громоздкие канделябры, покорно застыли на свечах вместе с шумом вполголоса переговаривающихся зрителей, которому свойственно было эхом гулять по залу до появления актеров. Однако теперь весь партер затих и, кажется, даже вовсе затаил дыхание; все взгляды устремились к сцене.

На нее же практически вылетели от нетерпения из-за кулис двое: гимназисты, наряженные не слишком чопорно, но определенно в аристократическом вкусе Италии века на два моложе нынешнего.

— Прошу тебя, Меркуцио, друг, уйдем! — громко взмолился один из них другому, после того, как вместе они выписали "круг почета" вдоль декораций. — День жаркий, всюду бродят Капулетти. И если встретимся, не миновать нам ссоры — в жару всегда сильней бушует кровь.

Его спутник резко остановился и вскинул подбородок, будто выражая превосходство. Его сиреневая шерсть так и топорщилась от затаенного восторга (добиться того, чтобы стать одним из тех, кто после долгих тренировок выступит в профессиональном театре! настоящее чудо!), а глаза смотрели очень зорко и бросались к каждой детали: было важно, как следует насладиться моментом своего звездного часа и впитать в себя все, до последней крупицы. ведь, возможно, такого в жизни больше никогда не повторится.

—Ты мне напоминаешь одного из тех молодцов, которые, взойдя в таверну, хлопают своей шпагой по столу и восклицают: "дай бог, чтобы ты мне не понадобилась!", — отчеканил в ответ Чарли, едва собравшись с духом. — А после второго кубка тычут шпагой в слугу, когда в этом нет никакой надобности.

—Неужели я похож на такого молодца? — молодая гиена, исполняющая роль Бенволио, изобразила смущение.

—Еще бы! — насмешливо подтвердил кот. — Ты один из самых вспыльчивых малых во всей Италии. Чуть тебя заденут — ты сердишься, а чуть сердишься — всех задеваешь.

—Ну и что же?

Чарли стройной походкой направился к краю сцены под недоуменным взглядом напарника. Он знал о таком актерском приеме, не раз тайком репетировал его, но из-за того, что за время постановки прослыл тем еще выскочкой, ему запретили излишне драматизировать. Однако ж разве он кого-то послушает?

—А вот что: сойдись таких двое — скоро не осталось бы ни одного, потому что они бы друг друга прикончили, — начал он, смело обращаясь к залу, поглядывая через плечо на предмет своего монолога и всеми силами стараясь не выдать дрожь в коленях. — Да ты можешь поссориться с человеком из-за того, что у него в бороде одним волосом больше или меньше, чем у тебя! Ты можешь поссориться с человеком, который щелкает орехи, только из-за того, что у тебя глаза орехового цвета! Ну, и какой глаз, кроме твоего, увидит в этом повод для ссоры? Голова твоя полна задора, как яйцо полно желтка, хотя ее столько раз били во время ссор, что удивительно, как она еще не разбита.

Наблюдающий из-за кулис за дерзким ходом подростка, постановщик спектакля, преклонного возраста сова в потертом, но все еще строгом деловом пиджаке, заложил руки за спину и с прикрытым неодобрением сузил круглые янтарные глаза. Тем временем гиена на сцене со свойственным ей закатистым смешком сплела руки на груди, а кот продолжил, загибая пальцы.

—Раз ты сцепился с человеком из-за того, что он кашлял на улице и разбудил этим твоего пса, спавшего на солнце, — говорил он. — А не ты ли напал на портного за то, что он осмелился надеть свой новый камзол до Пасхи, а еще на кого-то — за то, что он новые башками зашнуровал старыми тесемками? И это ты уговариваешь меня не заводить ссоры!

—Ну, будь я таким забиякой, как ты, — усмехнулся "Бенволио", следя за тем, как Чарли отходит назад, к нему. — Всякий охотно купил бы право на мое наследство и ждать ему пришлось бы не больше, чем час с четвертью.

—Безголовый ты малый! — импровизируя, кот крепко хлопнул товарища по плечу, а тот, сдержав вскрик, вытаращил глаза от боли. Вряд ли этот удар был указан в сценарии.

Потерев плечо, гиена обернулась на кулисы и продолжила читать свою роль:

—Клянусь своей головой, сюда идут Капулетти.

Чарли принял максимально горделивую позу, отвернул голову в иную сторону и выдал:

—Клянусь своей пяткой, мне это совершенно безразлично.

На сцену вышел новый персонаж, беседующий с незримой толпой. Это был дрозд, разодетый костюмерами в том же вкусе; разница состояла разве что в цвете: его жилет был красным, а Чарли и его напарника — синим.

—За мной, друзья, заговорю я с ними, — проворковал он и обратился к Монтекки. — Синьоры, добрый день! Мне очень надо сказать словечко каждому из вас.

—Как? — мгновенно возмутился "Меркуцио". — Всего словечко одному из нас — и только? Прибавьте к словечку еще что-нибудь. ну, хотя бы удар.

—Я всегда готов это сделать, синьор, если вы подадите мне повод, — дрозд в роли Тибальта с достоинством вытянулся в струнку, положив руку на свой муляж шпаги, прикрепленный к поясу.

—Неужели вам трудно самому найти повод?.. — скучающе протянул собеседник.

—Меркуцио, ты поешь в один голос с Ромэо! — пожурил его противник.

—Пою в один голос? — напускная скука мгновенно слетела с его лица, обратившись в строгость. — Что это значит? Ты из нас хочешь сделать странствующих музыкантов? Берегись, можешь услышать весьма нестройные звуки! Вот мой смычок..

На этом моменте Чарли сам не понял, что за черт его дернул "стереть с лица грим" и абсолютно искренне хихикнуть, не замечая, что он, как по волшебству, уже заразил своей веселостью "Тибальта".

—Он тебя заставит поплясать! — пытаясь вернуться в серьезное русло, кот выхватил свою шпагу и помахал ею перед самым клювом дрозда, приводя того в еще больший восторг. — Черт побери! Пою в один голос!

Стало совершенно ясно, что именно эти Тибальт и Меркуцио — никакие не враги, поскольку оба, как по щелчку пальцев, совсем расплылись в улыбках и принялись хохотать. Посреди выступления на профессиональной сцене. На глазах у сотни зрителей. И их совершенно это не заботило.

—Мы разговор на улице ведем, — просмеявшись, дрозд приобнял Чарли за плечи, как давнего приятеля, и стал что-то втолковывать; он был ниже его на голову, так что коту пришлось пригнуться. — Не лучше ль нам отсюда удалиться И.. И.. Э-э..

Он понизил голос и со смущенной улыбкой шепнул коту:

—Я из-за тебя слова забыл.

—И разобрать обиды хладнокровно, — подсказал ему тот.

—И разобрать обиды хладнокровно! — громко продолжил он. — Иль разойтись? Тут все на нас глазеют.

—За тем глаза им и даны: пускай глазеют, — Чарли, еще не полностью отошедший от смеха, произнес свою реплику каким-то странным истеричным тоном, из-за чего оба приятеля стали выглядеть так, будто вот-вот снова покатятся. — Отсюда я ни для кого не сдвинусь!

Посланное самой судьбой на спасение действия, на сцене появилось новое лицо — серебристый пудель в роли Ромэо. Его заставили снять очки для полноты образа, и из-за этого ему невольно приходилось щуриться, чтобы отличать товарищей от предметов декораций.

—Бог с вами! Вот пришел мой человек, — почти с хохотом поспешно выдохнул дрозд и отошел; Чарли проводил его искрящимися от смешливости глазами.

—Ого, синьор! — запустил он вслед. — Пускай меня повесят, коль он в ливрее вашей. Отправляйтесь на поле — так за вами он пойдет! Поймете там, что он за человек.

"Тибальт" остановился напротив пуделя и собрав всю выразительность, бросил тому в лицо:

—Ромэо! Ненависть моя к тебе другого слова не найдет: ты подлый!

—Н-но у меня, Тибальт, причина есть любить тебя, — пролепетал пес, по-настоящему растерявшись, но тут же поймал себя на этом и сделал свой тон уверенным, даже выражающим благородство. — Она тебе прощает всю ярость гневных слов. Я не подлец! Прощай, я вижу, ты меня не знаешь.

Он захотел уйти, но не только потому что это прописано в сценарии, а потому что на него в упор глядело слишком много глаз. Однако дрозд не дал ему этого сделать и вызывающе повысил голос:

—Мальчишка, это извинить не может обид, тобою нанесенных мне! Сейчас вернись и обнажи свой меч.

—Клянусь, что я тебя не оскорблял! — собравшись, выпалил "Ромэо"; у него в крови, кажется, было не столько умения прекрасно играть искренность, сколько самой этой искренности. — Люблю тебя сильней, чем можешь думать, пока любви причину не узнаешь. Так, милый Капулетти мой, чье имя мне дорого, как и мое. Прощай!

Пудель снова собрался уходить, но на этот раз действительно лишь сделал вид и остался, присоединившись к гиене, что все это время следила за происходящим и дополняла собой декорации.

—О, низкое, презренное смиренье! — зато в жилах Чарли определенно текло издевательство. — Его загладит лишь alla stoccata, — Он наконец принял серьезность (надолго ли?) и энергично выхватил шпагу. — Тибальт, ты, крысолов, что ж, выходи!

—Чего ты хочешь от меня? — откровенно зевнул дрозд.

—Любезный кошачий царь, — на этой ироничной ноте приятели снова озарились улыбками, но кот продолжил. — Я хочу всего лишь взять одну из ваших девяти жизней, а затем, если понадобится, выколотить из вас и остальные восемь. Угодно вам вытащить вашу шпагу за уши из футляра? Поторопитесь, а не то моя раньше отрежет вам оба уха!

—К вашим услугам, — "Тибальт" выхватил и свою.

Пудель поспешно встрял между ними, обращаясь к воздуху:

—Меркуцио, друг, вложи свой меч в ножны!

Но никто его не послушал: противники принялись драться на деревянных шпагах. Сначала для вида, а затем все более и более увлеченно, будто забыли, где находятся. К счастью, оставшейся двоице в любом случае положено было их остановить.

—Бенволио, обнажим и мы мечи, чтобы их разнять, — объявил пудель, отрывисто кивнул гиене и действительно кинулся разнимать, из-за чего свои реплики ему пришлось кряхтеть. — Синьоры, примиритесь! Тибальт, Меркуцио, герцог запретил.. Да запретил же на улицах Вероны столкновенья! Тибальт, оставь! Меркуцио, друг!

—Вы оба придурки, — прибавил он так, чтобы слышали только дерущиеся.

И тут конец деревянной шпаги поразил его точно в грудь. "Ромэо" замер, как замерли и все, кто был на сцене. Повисла тишина.

—..Тебе не кажется, мой дорогой Тибальт, что что-то здесь не так? — наконец произнес Чарли после выдержанной паузы, держась рукой за подбородок.

Часть зала, и без этого спектакля знающая содержание пьесы от корки и до корки, невольно покатилась со смеху. Чтобы исправить положение, дрозд извернулся и кольнул кота прямиком в живот, после чего проворно сбежал вон со сцены.

— Я РАНЕН! — с крайней театральностью вскинулся тот, но руководитель картиной незаметно для зрителей сверлил артистов таким жгучим взглядом, что те стали сдерживать хохот изо всех сил и позажимали друг другу рты.

—Я ранен! — продолжил изводиться Чарли, прижимая руку к животу. — Чума на оба ваши дома! Я пропал! А он! Ужель остался цел?!

—Ты ранен? — выдавила из себя гиена положенную по сценарию фразу, а пудель шепотом назвал его "капитаном Очевидностью".

—Царапина, царапина пустая.. — кот вдруг стал абсолютно спокоен, отнял руку от "ранения" и осмотрел абсолютно чистый участок жилета, но затем снова прижал руку и завопил. — Но и ее довольно! Где мой паж!? Беги, негодный, за врачом!

—Друг, ободрись, ведь рана не опасна, — "Ромэо" попытался поддержать раненого под руку, но тот специально вырвался.

—Да, она не так глубока, как колодезь, и не так широка, как церковные
ворота, — с какой-то обидой в голосе отчеканил он, будто его возмущала недооцененность своих страданий. — Но и этого хватит: она свое дело сделает! Приходи завтра, и ты найдешь меня спокойным человеком. Из этого мира я получил отставку, ручаюсь. Чума на оба ваши дома! Черт возьми!

Чарли бросился к кудлатому товарищу встряхнул того за грудки и закричал:

—Собака, крыса, мышь, кошка исцарапала человека насмерть! Хвастун, мерзавец, негодяй, который дерется по правилам арифметики! Какого дьявола ты сунулся меж нами?! Он меня ранил из-под твоей руки!

—Я думал сделать лучше, — пудель, похоже, действительно испугался таких нападок.

—Бенволио, сведи меня ты в дом куда-нибудь, иль я лишусь сознанья! — кот выпустил его и продолжил красноречиво изображать агонию. — Чума, чума на оба ваши дома! Я из-за них пойду червям на пищу!

Гиена стала быстро уводить Чарли со сцены, пока тот не выкинул что-нибудь еще. Едва они скрылись за занавесом, как кот показался снова, издал вопль:

—Пропал, погиб! Чума на оба ваши дома! — и исчез из поля зрения окончательно.

Польщенная толпа зрителей послала вслед его комической эмоциональности легкий взрыв аплодисментов и быстро стихла. Одиноко оставшийся посреди сцены "Ромэо" пару раз кашлянул в кулак, прочистив горло, и принялся с выражением, но без жестикуляции читать свою реплику.

—Меркуцио, близкий герцогскому дому, мой лучший друг — и что ж, смертельно ранен из-за меня! Тибальтом честь моя поругана! Тибальтом — тем, с которым я породнился час тому назад! Моя Джульетта, красота твоя женоподобным сделала меня и чести сталь в душе моей смягчила!

На сцену снова вышел "Бенволио" и, будто крадучись, направился к пуделю.

—Ромео, смелый наш Меркуцио умер, — сообщил он, драматично вскинув руку к потолку. — Вознесся к небу благородный дух, презревший слишком рано эту землю.

—О, черный день! Он — лишь начало бед! — громко вздохнул в ответ "Ромэо". — Придут за ним еще другие вслед.

Ларион Костюченко